Случай в конверте

Скачать в формате epub

Подарочная новогодняя сказка

Перед Новым годом почтальону расслабляться нельзя. Чудес не бывает — работа поблажек не дает, сиди да носа не поднимай. У Лины все четко, ни одно письмо не пропадет, ни на одной квитанции адрес не перепутает. Придет в отделение пораньше, всё три раза проверит, разберет по кучкам, и пора на доставку, вот только чаю хлебнуть, а то в горле пересохло.

— Блинство… Глаза разуй, чучело безрукое! — завопила она, и шелест бумаг в комнате прекратился.

— Ты это кому? — подняла голову Наталья, почтальон соседнего участка.

— Да себе же, ёперный театр, себе! Вот Дурында Балбесовна, кружку опрокинула!

— Поступило в поврежденном виде, — сказала Наталья.

— Ага, — дружно закивали головами остальные почтальонши.

— Лина Анатольевна, дайте, я протру, — подала голос Лизонька.

— Не трогай, только хуже сделаешь, — Лина принялась стряхивать капли с конверта на пол.

Куда там! Бурое пятно расползлось на весь угол, имя получателя и адрес превратились в размытые пятна. Конверт был большой и праздничный, украшенный рамкой из голубых снежинок и улыбающимся Дедом Морозом. Внутри прощупывалось что-то плотное и рельефное — не иначе, как новогодняя открытка. Судя по конверту, красивая открытка, которая теперь не найдет своего получателя. Отправитель тоже расстроится и на чем свет стоит разругает почтовую службу. И будет прав, между прочим!

Чужие послания каждый день толпились у Лины на столе, как пассажиры на вокзале в очереди за билетами.  «Пустите, я первая пришла!» — кричала яркая почтовая карточка, куда-то приглашающая своего адресата. «Женщина, вас здесь не стояло!» — возмущался упитанный конверт. «Мы вне очереди. Мы — официальные представители», — рапортовали строгие конвертики с прозрачными окошками для отпечатанных адресов. Два раза в день, гордо повязав пестрый шарфик (зимой — вокруг шеи, летом — на сумку), Лина отправлялась доставлять своих «пассажиров» по местам следования. Ее руки, сухие и растрескавшиеся от постоянной работы с бумагой, одинаково аккуратно и бережно обращались с газетами, письмами, извещениями и открытками.

Лина держала конверт двумя пальцами, как рыбий хвостик. Куда его теперь пристроить? Донеслась откуда-то веселая новогодняя мелодия, переливались колокольчики, как будто дразнил кто-то — эх ты, почтальонша, оставила кого-то без новогодних поздравлений!

— Девочки, у кого телефон? — возмутилась она вслух. — Что за привычка, дурацкую музыку на звонок ставить.

— Тебе послышалось, — миролюбиво ответила вечно спокойная Наталья. — Или мимо окна кто-то прошел.

Лина положила конверт на стол, колокольчики утихли, только в голове остался противный звон.

— Глиста в скафандре! Тумбочка с начесом! Чего тебе вздумалось чай пить? Палки у тебя вместо рук, и тебе их надо выдрать! — бубнила она себе под нос.

— Чего ты так переживаешь? — спросила Наталья. — Со всеми случается.

— Что с ним теперь делать? Адрес прочесть нельзя, обратного нет.

— Первый раз, что ли, у тебя письмо с неразборчивым адресом? Значит, не повезло ему, не судьба.

— Ему не судьба, а мне — судьба, — проворчала Лина.

— Что-то я не поняла тебя, — удивилась Наталья и добавила. — Отправим на почтамт, там раз в квартал вскрывают, может, найдется получатель.

Лина вздохнула, посмотрела на календарь — двадцать второе декабря. Следующий «раз в квартал» будет после праздников, хорошо еще, если попадет на январь. Опоздать на месяц с доставкой поздравления к празднику? Тогда придется расстаться с шарфиком.

— Пусть полежит пока, высохнет, может, что-то смогу прочитать, — сказала она вслух.

Лина хотела положить конверт на батарею, но только взяла его в руки, как снова услышала незатейливую новогоднюю мелодию. Оглянулась — никто больше не замечает, лишь склоняются над столами головы, и шуршат по бумаге ручки.

Она заслушалась колокольчиками. Закружилась, поплыла голова, Лина чуть не упала, схватилась за стул. Не от того, что который день не высыпалась, и не от того, что болели ноги после долгой ходьбы по сугробам и узким тропкам. Внутри нее сломался невидимый пьедестал почета. Шарфик родной, жалко. Проработав первые три года на почте, она получила благодарственную грамоту, и начальник ей от себя лично вручил этот самый пестрый шарфик со словами: «Носи и помни, дело почтальона — незаметное, но важное. Ты грамоту заслужила, тебе есть, чем гордиться». Лина, тогда еще молоденькая наивная девочка, слова начальника приняла всерьез и пообещала себе, что будет носить шарфик до тех пор, пока может называть себя хорошим почтальоном.  Так радовало ее это ощущение — «я хорошо работаю» — что она следовала за ним, как за компасом, и не думала поменять работу на другую, где зарплата побольше или можно занять должность повыше. Концы шарфика обтрепались, бахрома свалялась, и давно забылись слова начальника, но ощущение осталось, и Лина с шарфом не расставалась. Ей без него — как полку без знамени, не то что работа, жизнь не в радость.

Теперь, выходит, она не достойна свой шарфик носить. Разве хороший почтальон будет посреди писем чай пить?!

Лина положила конверт на стол, колокольчики утихли. Снова приподняла, услышала мелодию. Музыкальная открытка внутри, что ли?

— Наташ, он правда мелодию играет, или мне кажется? — спросила она и потрясла конвертом.

— Кто он?

— Да конверт это чертов, мать его за ногу!

— Ты не заболела? — нахмурилась Наталья. — Ничего я не слышу. Может, у тебя в ушах звенит?

Лина потрясла головой. Что за наваждение? Она отставила пустую чашку и взялась за привычную работу — рассовала письма между газетами, разобранными на «домовые» и «квартирные» кучки, сложила все в обширную сумку, вздохнула, повязала на шею шарфик-ветеран, и отправилась в ежедневный почтовый поход. Последними она разложила несколько своих личных посланий без подписи и марок. Она не злоупотребляла служебным положением, никто не запрещает опускать листки в чужие почтовые ящики. По крайней мере, эти послания ничем не хуже рекламных буклетов. На столе остался лежать одинокий праздничный конверт, к которому прилепилось уродливое бурое пятно.

Она переходила из дома в дом, рассовывала конверты по ящикам, на автомате отмечая про себя номера квартир, но мысли ее крутились вокруг злополучного письма.

— Лина Анатольевна, что это ты нынче молчишь? Случилось что? — окликнул ее Степаныч, знакомый пенсионер.

— Хочу и молчу, — огрызнулась Лина, которая терпеть не могла Степаныча за одну его дурную привычку.

Жильцы домов на ее участке давно привыкли к тому, что почтальонша у них больше любит с письмами поговорить, чем с людьми. «Красавчик в голубом, тебе куда, в пятую? Мы тебя к газетке приложим, тебе скучно не будет», — приговаривала она, опуская газету в ящик.  «А ты, выхухоль шершавая, где они только берут такую бумагу, в двадцать вторую?». «О, снова судебное в пятнадцатую, сочувствую, голубчик, тебя опять выкинут».

Лина никогда не позволяла себе вскрыть чужой конверт. Не из воспитания или чувства приличия — а просто какой же из нее тогда хороший почтальон? Но с этим письмом она уже лопухнулась. Если портной криво пришил рукав, не все ли равно, каким будет воротник? Если повар положил в суп килограмм соли, не все ли равно, сколько в нем будет мяса? Так что мешает ей прочесть письмо? С этой мыслью после утренней доставки она вернулась на почту. Оглянулась по сторонам — не смотрит ли кто — и сунула конверт,  пахнущий влажной бумагой, в сумочку. Лина жила в том же доме, где располагалось почтовое отделение, и по утрам после доставки обычно забегала домой — сделать завтрак для младшей дочери, убедиться,  что она не проспала и не опоздает в школу. Выпускной класс — самый важный, на носу поступление.

На двери квартиры красовалась яркая табличка с надписью: «В НОВУЮ ЖИЗНЬ». Лина сорвала и скомкала листок.

— Ирка, ты когда успокоишься, горе ты мое ненаглядное? — прогремела она с порога. — Что еще тебе в твоей секте насоветовали?

— Мама, ну сколько раз тебе говорить, это не секта, это психология! Такая наука, как ты не понимаешь! — из комнаты высунулась круглая физиономия старшей дочери.

— Какая же это наука — трусы на люстре висят! Хоть перед соседями меня не позорь.

— Трусы — это для привлечения денег.

— Тьфу! Лучше бы работу нашла, дура!

— Сама ты дура! Всю жизнь ты мне понижаешь самооценку! Это из-за тебя я до сих пор не замужем! — дочь хлопнула дверью.

Лина вздохнула. Что поделаешь, если от родителей Ирка унаследовала худшее: от матери — привычку ругаться и скверный, несговорчивый характер, от отца, который давно завел другую семью, — низенькую приземистую фигуру, нос картошкой и некоторое тугодумие. В последние полгода Ирка свихнулась на каких-то психологических штучках, и дом превратился в филиал психбольницы. Повсюду висели разнообразные надписи, как будто они жили на витрине магазина, и каждой вещи полагался свой ценник. «Дежурные по Вселенной» — такой плакат украшал дверь комнаты девчонок, «Эликсир красоты и молодости» — сообщали бумажки на шампунях и кремах в ванной, «Живая вода» — этикетка на графине в кухне, «Моя самооценка» — яркие листки на потолке, а еще — «Мой дом открыт для всех денег» и «Мне можно ошибаться».

В довершение всего возле входной двери стояли мужские тапки огромного размера, на которых дочь любовно вышила: «Тапки любимого мужчины», хотя у нее не было вовсе никакого мужчины, не то что любимого. Нет, один, пожалуй, был. Ирка страшно злилась, когда этот единственный в доме мужчина — рыжий кот Ёксель — уделял свое внимание тапкам, и грозилась выгнать его из дома. Мать вставала на защиту любимца, демонстративно напяливала обоссанные тапки и дефилировала в них по квартире. Иначе как криком они уже давно и не разговаривали. Лина вслух ругалась, а в сердце грела две простые мечты — Ирку выдать замуж за хорошего человека, а младшую, Настю, устроить в институт на бесплатное отделение, потому что алименты в восемнадцать лет кончатся, и платное они не потянут. Лина себе не простит, если такая умница не сможет получить высшее образование.

— Настюша! Солнце мое! Ты встала?

— Встала, мам, я уже одеваюсь!

— Ёксель, не вертись под ногами!

Лина поставила чайник, как только закипела вода, взяла конверт и подержала некоторое время над паром из носика, прислушиваясь к мягкому переливу колокольчиков.  Он открылся легко, как будто и не был никогда заклеен.  Только она собралась достать открытку, как из ванной раздался девичий визг, Лина подпрыгнула и больно стукнулась головой об угол шкафчика. Опять кран сорвало!

— Чтоб этому сантехнику до конца дней своих не слезать с унитаза! — завопила она, потирая лоб. — Не иначе, его зачали куском трубы. Дочь, ты жива? Вентиль закрыла?

— Промочила любимую кофточку, — плаксиво отозвалась Настя. — А мы с девочками вечером в кино собирались.

— С девочками? — наморщила лоб Лина. — Тогда надень полосатый свитер.

— Я в нем страшная, — обиженно прокричала Настя.

Лина вздохнула, убрала конверт на холодильник и достала его снова, когда Настя ушла в школу.

— Ёксель-моксель! — восхищенно сказала она.

— Мяу! — радостно отозвался кот и пододвинулся поближе к холодильнику.

— Да иди ты, прохвост рыжий! Тут такая красотень!

За годы работы Лина повидала тысячи открыток, но такой не видела никогда. В руках ее хотелось держать осторожно, как старую пластинку, и не дышать. Можно не сомневаться — ручная работа, и какая! Чайное пятно, к ее удивлению и удовольствию, внутрь не пробралось.  С открытки хитро улыбался дед Мороз, очень похожий на того, что на конверте, только этот протягивал на ладони монетку. Борода у него была лохматая, шуба — мягкая и приятная на ощупь, концы сверкающего пояса загибались вверх, а монетка оказалась настоящей, приклеенной. Лина с любопытством открыла открытку и увидела нарисованный камин. Над камином на красном шнурке висели в ряд пять пар совершенно одинаковых бумажных носочков в белой искристой опушке по краю. Только с левой стороны открытки носки были синими, а с правой — красными, и за каждый почему-то хотелось потянуть.

И никаких тебе «С Новым Годом» или пожеланий, ни обращения, ни подписи, поди угадай, кому это чудо предназначалось. С обратной стороны — нарисованный колокольчик, сверкающий позолотой. Что самое удивительное — новогодняя мелодия продолжала навязчиво играть, но ни батарейки, ни динамика в открытке она не обнаружила.

Лина заглянула в конверт и нашла в нем еще кое-что — простой листочек с текстом, отпечатанным на компьютере:

«Обычно v.s. скрапбукеры не раскрывают секреты своих открыток. Но это мой новогодний подарок, поэтому я расскажу, как пользоваться открыткой. В руках у тебя десять случаев. Каждый случай — это носок. Синий носочек – несчастный случай, красный носочек – счастливый случай. Чтобы случай сработал, надо приклеить носочек к какой-нибудь личной вещи человека — одежде или сумке. Ты можешь подарить все носочки, кому захочешь, или оставить себе. Случай зависит от тебя. Но для того, чтобы воспользоваться каждым из красных носков сначала нужно, чтобы сработал синий, иначе ничего не получится. И еще одно — открытка работает только до Нового года, так что поторопись».

В первую очередь Лина огорчилась, что и в этом листочке нет никакого намека на то, кому адресован листок. Во вторую обрадовалась, что вскрыла конверт, потому что после праздников эта открытка точно никому не нужна. И только потом подумала — что это за письмо счастья, что за дикая придумка? Глупая шутка, розыгрыш? Или ей Ирка что-то подсыпала в утренний кофе, и теперь у нее едет крыша? С раздражением она засунула открытку и листок обратно в конверт. Что толку передавать его на почтамт, все равно не найдется ни получатель, ни отправитель. Может быть, повесить объявление в домах на ее участке? «Ищу хозяина для деда Мороза с монеткой и десяти цветных носочков». Лина хмыкнула и поспешила обратно на работу.

К вечеру у нее заныли уставшие ноги, но Лина все-таки решила зайти в магазин, посмотреть подарки девчонкам. Распродажа уже началась, через пару дней все дешевое разберут.

Новогодние огни раздражали смутно, подспудно, в тени робкого полузабытого удовольствия. Куда-то делось с годами радостное предвкушение праздника, превратилось без остатка в суету подготовки. Девчонкам — подарки, придумать, что принести на работу для праздничного стола, и что вкусненького приготовить дома. Обязательно купить хотя бы одну новую новогоднюю игрушку — символ наступающего года. И над всеми хлопотами висела одна и та же тучка — постоянный мучительный подсчет наличности. В этом году — грозовая тучка, потому что надо как-то выкроить денег на репетиторов.

В магазине от яркого света и сверкающей мишуры у Лины разболелась голова. Она обходила витрины с подарками и брала в руки коробку или упаковку. На мгновение прорывалась наружу внезапная радость, как из смятого тюбика последняя капля крема, и тут же утекала обратно. Полотенца в зеленых коробках — пушистые, яркие, с вышитыми зверюшками, тапочки в виде огромных мохнатых кроликов, фарфоровые фигурки, мыло и гель в нарядной упаковке — эти красивые и вкусно пахнущие штукенции понравились бы девчонкам.

Все это не для нее здесь лежит, для кого-то другого. Для вон той девушки в дорогой дубленке, которая разглядывает вазу. Для молодого человека, который вертит на пальце брелок с ключами от машины. Для девчонок в ярких курточках, которые выбирают, какую из светящихся настольных елочек взять — с игрушками или с мишурой, и каждая елка стоит как половина зарплаты Лины.

У нее другие проблемы — новые сапоги для Насти, икру и фрукты на праздничный стол и оставить денег на репетитора. Лина вздохнула. Не надо было сюда вообще заходить. Она развернулась и уткнулась носом в вывеску: «Новогодняя лотерея!». Она давно не покупала лотерейных билетов, не заполняла купоны и не участвовала в розыгрышах, потому что везет всегда кому-нибудь другому. Это сосед-алкаш выиграл сто тысяч рублей в лотерею и пропил их за какой-нибудь месяц. Это Танька, почтальон соседнего участка, купила духи и получила путевку в Турцию, хотя ейный мужик ее и так туда по два раза за лето возит. Даже чашки и магнитики, которые обещают подарить каждому, кто купит две коробки чая или десяток йогуртов, ей почему-то никогда не присылали.

Счастливые случайности всегда проходят мимо. Лина отвернулась. На витрине напротив разложились в ряд пухлые новогодние носочки, набитые конфетами. Она вспомнила, что в сумке лежит чужой, вскрытый конверт. А вот взять сейчас, и приклеить к себе красный «удачный» носочек! Ну и синий «неудачный» тоже! Какая разница — все равно это чепуха и бред вшивой собаки. Дарья, которой достался в их отделении самый дальний участок, вечно кричала: «Ну что за идиоты, опять эти письма счастья по ящикам раскидали!» А сама втихаря сидела и переписывала, Лина однажды ее случайно застала.

Она вернулась к ящичкам на входе в магазин, где оставила сумку. Достала открытку из конверта, аккуратно оторвала синий носочек в искристой белой опушке и приклеила на внутренний карман пуховика. Посмотрела по сторонам, ничего не произошло, кирпич на голову не упал, и кошелек, слава тебе господи, из кармана не исчез. Вот и Дарья, сколько писем не писала, а счастья в жизни не прибавилось.

Лина оторвала красный носок, и уже собиралась приклеить его рядом с синим, так, на всякий случай, когда ее внимание отвлекло неожиданное происшествие возле ближайшей кассы. Пожилая женщина в стареньком выцветшем пальто ни с того, ни с сего громко застонала и мешком осела на пол, невольно прислонившись к девушке в дорогой дубленке, стоявшей сзади. Та брезгливо отодвинулась и старушка чуть не упала, схватившись за поручень ограждения. Продавщица, молоденькая румяная девочка, выскочила из-за кассы и крикнула охраннику:

— Скорую вызови! Скорее!

Двое мужчин оттолкнули девушку в дубленке, подхватили старушку под руки и усадили на стул, который уступил охранник.

— Бабушка, — продавщица участливо заглядывала в лицо старушке. — Бабушка, что с вами? Может быть, воды?

Старушка дышала хрипло и громко, рукой держалась за грудь, в глазах читался страх, лицо побледнело до синевы, по морщинистой щеке покатилась слезинка. А ведь пять минут назад была вполне бодрой пожилой женщиной — Лина видела, как она придирчиво перебирала дешевые сувениры у кассы — такой бы еще жить да жить!

— Врач! Объявите по громкой связи, может быть, в зале есть врач? — крикнула продавщица. — Господи, как вы похожи на мою бабулю. Хоть бы скорая быстрее приехала!

Лина хмыкнула. Чудес не бывает. Восьмой час вечера, люди едут с работы, в городе пробки. Даже отсюда слышно, как натужно кряхтит снаружи уборочная техника и все равно не поспевает за небом, которое сегодня решило похвастаться, сколько снега оно может навалить за раз. Народ нынче равнодушный. Сколько найдется водителей, готовых разомкнуть свои плотные ряды и пропустить скорую? Лина снова хмыкнула. Не повезло старушке. Ее мог бы спасти только случай. Вот если бы врач оказался, в самом деле, в зале. Жаль, что случаями нельзя управлять. Если только… Лина оттолкнула нескольких зевак и подскочила к старушке.

— Вы врач? — спросила девушка.

Лина помотала головой.

— Мне показалось, что это моя знакомая.

Она отошла, успев приклеить к пальто старушки красный носочек. Продавщица расстегивала на старушке воротник, беспомощно оглядываясь по сторонам. Лина топталась в стороне, ждала, сама не зная, чего. Бабушка, кажется, потеряла сознание, затихла, глаза закатились.

— Кому тут плохо? — услышала Лина громкий мужской голос.

К ним пробирался высокий мужчина в сине-красной куртке неотложки.

— Так, пальто снимите с бабушки и закатайте рукав.

Не прошло и пяти минут, как щеки старушки порозовели, она открыла глаза, увидела врача и забормотала:

— Спасибо, сынок, спасибо.

— Повезло вам, бабуля. Я на вызове задержался случайно, мобильник забыл в квартире у пациента. Вернулся, а тут тетка кричит — помогите, там женщине плохо. Еще б минут пять, и… в общем, повезло вам.

— Ёксель-моксель-карамоксель, — сказала себе вслух Лина. — Работает что ли эта хрень?

Старушкино пальто висело на ограждении. Лина пригляделась — красного носочка в том месте, где она приклеила, больше не видно. Отвалился что ли? Она заглянула в пуховик. Синий носочек тоже пропал! Что это значит? Они потерялись оба, или что-то случилось, а она об этом не знает? Лине захотелось попросить у врачей успокоительного.

По дороге домой ей снова послышался мелодичный звон колокольчиков. В ответ зашевелилось в душе приятное, как будто кто-то родной и близкий погладил по голове, как только мама в детстве гладила. И ожидание неприятностей не отменяло того прекрасного, что копошилось в глубине души, где-то возле пяток, если, конечно, у души есть пятки. Лина увидела свое отражение в витрине магазина. Это что она, улыбается что ли? Едрёна вошь, идет по улице и улыбается как распоследняя дурында. А все почему? Потому что в кои-то веки она чувствовала себя сопричастной к счастливому случаю. Прошел мимо, коснулся ее рукой, кто знает, может, в следующий раз в объятия возьмет? Особенно если красный носочек из открытки на себя приклеить.

Несчастный случай, как выяснилось, явил себя в лице незнакомого молодого парнишки в очках, которого Лина обнаружила в собственном доме. Ирка, что ли, мужчину, наконец-то, в дом завлекла? Да разве ж это мужчина?! Сперматозоид в пенсне! Плюгавенький, глазки маленькие, губы толстые, и выражение лица какое-то жалобное, как будто в электричке по вечерам попрошайничает. Кого же он ей напоминает? Да еще и с пылесосом приперся.  А эта, тоже хороша, даже трусы свои красные не сняла с люстры.

— Ирочка! Кто это? Ты нас познакомишь? — вслух спросила Лина.

Плохонький, да хоть какой. Дочь-то у нее тоже не подарок — мисс Толстые Ноги и лауреат конкурса Не Подходи Опасно Для Жизни.

— Мама! Это нам бесплатную чистку ковра проводят. Я его случайно встретила, когда он от соседки выходил, и пригласила к нам.

— Давно это было? — прищурилась Лина.

— Да с полчаса назад.

— Значит, оно. Значит, жди от него неприятностей.

— Что оно, мама? Да какая разница, когда он пришел? Почему неприятности?

— Здравствуйте! Садитесь, пожалуйста, — виноватым голосом сказал парень. — Никаких неприятностей не будет, я гарантирую. Я вам сейчас продемонстрирую, как работает наш пылесос Фирби. У этого пылесоса качество, как у автомобилей американской фирмы…

— Какие еще фирби-мирби, — проворчала Лина. — Пришел чистить ковер — так чисти, и нечего тут языком чесать.

Парень замялся, у него покраснели кончики ушей. Из комнаты вышла Ирка, в лучшей кофточке, которая подчеркивала ее единственное достоинство — высокую, крепкую грудь. Уши у парня стали еще краснее, совсем как счастливые носочки в открытке.

— Д-д-давно вы пылесосили ваш ковер? — спросил он, заикаясь.

— Вчера только, — соврала зачем-то Лина.

— Сейчас вы увидите, сколько в нем пыли. Смотрите, я вставляю чистый фильтр…

Лина смотрела ему за спину, где происходило нехорошее. Вот Ёксель подбирается к лежащей на кресле куртке, поворачивается к ней пушистым задом, расставляет лапы… Оооо! Сейчас будет ПССССС!

— Гхы-гхым! — громко сказала она. — Включайте вашу машину, не терпится посмотреть.

Подлый кот успел сделать свое мокрое дело до того, как пылесос заревел, вынудив паскудника подпрыгнуть на месте и умчаться в неведомые дали квартирного пространства.

После чистки ковра они с Иркой терпеливо выслушали рекламную лекцию и стряпали восхищенно-придурковатые лица, разглядывая черный от пыли фильтр. Ирка — от того, что в кои-то веки в доме мужчина, а Лина — потому что надеялась, что кошачьи дела слегка подсохнут, и пылесосельщик заметит их после того, как покинет их гостеприимный дом.

Зря надеялась. А все синий носок виноват!

— Что это с моей курткой? — робко спросил молодой человек, когда упаковал пылесос обратно в коробку. — Мокро, и пахнет. У вас, кажется, котик есть?

— Ира, ты почему не предупредила, что нельзя в нашем доме вещи класть на котовское кресло?

— Я ему говорила! Что там кошачье место! А он сказал, что кот не обидится!

— Было такое? — Лина нависла над парнем, уперев руки в бока.

— Ну, было. Но она ведь не сказала, что кот использует это кресло в качестве туалета, — он растерянно вертел в руках вонючую куртку.

— Вот видите, молодой человек! Вас же предупреждали, по-хорошему. А вы нашего котика обидели, нанесли ему душевную травму, он теперь три дня кушать не будет.

— Извините, я не хотел, — теперь и лицо парня заливала краска. — Как же я теперь домой пойду? Это хотя бы отстирается?

— Можете пойти в ванную и попробовать замыть, — разрешила Лина.

— Мама, — зашипела на нее Ирка, когда парень ушел в ванную. — Ну ты что! Мы с ним так хорошо болтали, он меня в кино хотел пригласить.

— Дочь, зачем тебе это чучело красноухого Чебурашки?

Ирка только собралась возмутиться, как из ванной раздался вопль.

— Ирка, ты опять открыла вентиль, — всплеснула руками Лина.

— Ну мама, мне же надо было душ принять.

Пылесосельщик выскочил из ванной мокрый и взлохмаченный, в сбившихся на боках очках. Лицо его раскраснелось, с рукава капала на ковер вода.

— Я никуда не пойду! — срывающимся голосом заявил он. — Пока вы мне не постираете куртку и не высушите одежду. Так и буду здесь сидеть. Или сходите и купите мне все новое, я размер скажу. Особенно куртку.

И он сел на коробку с пылесосом.

Лина хотела съехидничать: «А что же, ваш пылесос стирать и сушить не умеет?», но сдержалась и только сказала Ирке:

— Ты его привела, ты ему и стирай. А я сегодня устала, как собака, пойду чего-нибудь перекушу и спать лягу. Завтра с утра опять работы невпроворот.

Пока дочь возилась в ванной, Лина на кухне пила чай и разглядывала открытку с носочками. Вот значит, ты какой, несчастный случай! Повезло, что лопух попался, робкий и скромный. Другой бы сразу денег за куртку потребовал, и был бы прав.

Стоило взять открытку в руки, колокольчики начинали свою веселую мелодию. А положишь обратно — молчат. И носочков счастливых — еще четыре штуки. Значит, у нее ровно четыре счастливых случая. Вот если бы один можно было вручить Насте перед  экзаменами или предметной олимпиадой, а другой — Ирке перед походом на дискотеку. Нет, с экзаменами ничего не выйдет, открытка действует только до Нового года. Эххх… или купить лотерейный билет? Интересно, в какой лотерее самый большой выигрыш?

Но начать придется с четырех несчастных случаев. Если разобраться, случай с пылесосельщиком и его обоссанной курткой — не самый несчастный из возможных, но все же она прибережет синие носочки для кого-нибудь другого.

Первая кандидатура на несчастный случай — начальница почты Алла Леонидовна — напомнила о себе на следующее же утро, причем так, что Лине захотелось приклеить на нее все четыре синих носка сразу и где-то раздобыть для нее еще штук сто пятьдесят.

— Лина! Если ты вскрываешь чужие посылки, то хотя бы делай это незаметно! — сходу заявила она.

— Какие посылки? Леонидовна, ты что, сникерсов переела? Да я столько лет на почте работаю и никогда в жизни не только что посылки — письма чужого не открыла! — Лина своих чувств не сдерживала.

Предательски зазвенели в ушах колокольчики, напоминая, что она чуток покривила душой.

— Жалоба поступила! — начальница потрясла бумажкой. — Полюбуйся, пожалуйста, — посылка вскрыта по шву, вес подправлен. Улица Энгельса, дом семь, твой участок?

— Это Танькин! — возмутилась от души Лина.

— Аллочка, ну ты же понимаешь, — тонким голоском начала было Таня.

— Молчи, — прервала ее Леонидовна и повернулась к Лине. — Таню я лично знаю много лет, она умирать будет, не возьмет чужого. А ты сидишь за соседним столом. Руководство требует принять меры и наказать виновного. Получишь выговор.

— Да засунь ты себе свой выговор… — пробурчала Лина.

Начальница вышла, и звук ее шагов заглушил мелодичный перезвон колокольчиков в голове.

— Вот клизма самоходная, Шапокляк контуженная, чтоб у нее каблук на лбу вырос! — громко ругалась Лина.

Настроение у нее могло бы окончательно испортиться и придти в полную негодность, если бы не одно маленькое удовольствие. Начальница уносила с собой не только чувство удовлетворения и превосходства — на юбке у нее повис синий картонный носочек в снежной опушке — отличная компания для злобной грымзы.

Лина сложила утреннюю почту в сумку, потянула за шарфик, и конец зацепился за угол стола. Она со злостью дернула, шарфик хрястнул, треснул и порвался.

— Ёксель-моксель, — выдохнула она.

Все так и есть! Есть какая-то неуловимая связь между тем, что она, можно сказать, украла вчера чужое письмо — испортила, открыла да еще и воспользовалась, а сегодня ее наказали за вскрытие посылки, которую она в глаза не видела. И ведь за все годы, что Алла руководит почтовым отделением, ни разу ей в голову не приходило выбрать Лину в качестве козла, а точнее, козы отпущения. Не то, чтобы они были в хороших отношениях — вряд ли крокодилица будет дружить с медведицей — но соблюдали вооруженный нейтралитет, изредка выстреливая друг в друга колкими, но не опасными для жизни ругательствами. И вот на тебе, одно подходит к другому, как колпачок — к ручке. «Бог наказал», — могла бы сказать Лина, если бы верила в бога. Она потрепала оборванные концы пестрых нитей, привычным жестом обмотала шарф вокруг шеи и поспешила на доставку. Ей не терпелось вернуться в отделение, чтобы посмотреть, как сработает на этот раз синий носочек.

Но не успела Лина отойти и десятка метров, как услышала вскрик и обернулась. На крылечке сидела Алла Леонидовна, неуклюже подвернув ногу. Роскошная меховая шапка сбилась на бок, и выражение лица у нее было, как у ребенка, которому не досталось подарка — вот-вот заплачет. Лина почувствовала себя Брюсом Ли, который наносит смертельный удар кровному врагу. Так ей и надо, бабище-стервище!

Начальница увидела ее и позвала:

— Лина! Лина, ты же видишь, я встать не могу.

— А почему за дворником не следишь? — выговорила ей Лина, поднимая на ноги. — Он лед не чистит, я сама сколько раз чуть не падала!

— Ох, не могу, не могу на ногу наступить, — плаксиво сказала Алла.

— Мужу звони, пусть в травмпункт тебя везет.

Через каких-нибудь пять минут весь отдел утешал Аллу Леонидовну. Никто из сотрудниц еще не видел суровую начальницу в таком, в буквальном смысле этого слова, плачевном состоянии. Тушь размазалась по лицу, она охала и склонялась к ноге, опущенной в ведро со снегом, которое заботливо притащила Танька. Лина не удивилась, что синий носок с юбки исчез.

Однако триумф ее продолжался недолго. Когда снова она вышла с сумкой, то проходя мимо кабинета Леонидовны, услышала разговор. Начальница курила в форточку и торопливо говорила:

— Приезжай, забери меня. Мне нужна будет справка из травмпункта. Не зря я сделала страховку от несчастного случая, как чувствовала… Нет, нога не очень болит. Как думаешь, они там трещину смогут найти, если хорошо попросить? У меня здесь несколько свидетелей, как сильно я упала. Жалко, что это наше почтовое крыльцо, а то еще можно было бы в суд на ЖЭУ подать.

Голос у нее был бодрый, совсем не похожий на тот плаксивый тон, каким она только что сокрушалась сотрудницам о загубленных новогодних праздниках.

Лина топнула ногой. Ну кто бы мог подумать, что у этой выдры чумазой есть страховка от несчастного случая! Радуется, словно ей повезло. Лине представила себе место, отведенное в организме Аллы Леонидовны специально для радости. Большая пустая комната с белыми, ничего не выражающими стенами. И туда впустить можно всякое — можно детский смех, можно утку в яблочном соусе, или новогоднюю елку, а можно и сломанную ногу. Лина представила себе ногу в гипсе посреди белой-белой комнаты и пачку денег, и улыбнулась себе под нос. Ну и как можно обижаться на это чучело? И снова коснулось ее знакомое ощущение, как будто кто-то близкий и родной погладил по голове. Разом прошли злость и негодование. Ну и леший с ней, с Леонидовной этой. Лина ухмыльнулась и помчалась на доставку. Есть еще одно важное дельце.

Лотерейный киоск расположился через один дом от почты. На почте, конечно, тоже можно билет купить, но коллеги засмеют. Закончив с доставкой, Лина достала конверт, который снова заиграл свою мелодию, оторвала красный носочек и приклеила себе на кофточку. С замиранием сердца она достала кошелек и направилась к киоску.

— Женщина! — услышала она и обернулась.

Сзади ухнуло, грохнуло, оглушило, и вокруг  поднялась снежная пыль.

Аккурат на том месте, куда секунду назад собиралась ступить Лина, возвышался внушительный сугроб, а вокруг валялись колючие, болезненно прозрачные осколки сосулек.

— Я хотела сказать, вы перчатку обронили, — у девушки, что окликнула Лину, дрожал голос.

— Спасибо, — машинально ответила Лина, подняла перчатку, расстегнула куртку и заглянула внутрь.

— С вами все хорошо? — забеспокоилась девушка.

— Все в порядке, — пробормотала Лина, убедившись, что красный носочек как корова языком слизнула.

Она посмотрела наверх, на крышу пятиэтажки. Отовсюду свисали глыбы снега и сосульки, и только прямо над ней виднелся голый карниз. У нее на глазах сверху сорвалась еще одна толстая сосулька и рухнула вниз, разбившись в мелкие осколки. Лина охнула — как под дых ударили. Она поняла, чего избежала минуту назад,  тело с опозданием отозвалось на стресс, по животу пробежала судорога, и на висках выступил пот.

Вот и на тебе! Драгоценные носочки тают на глазах как кусочек масла в горячей картошке, а счастливые случаи пропадают самым обидным образом! Нет, она, конечно, рада, что ее не стукнуло сосулькой по голове, но ведь если бы не носочек, она и не потащилась бы к этому киоску. Лина решила, что сегодня она во что бы то ни стало купит лотерейный билет. Вот подойдет к киоску, достанет кошелек и тогда приклеит на себя красный носочек. Но сначала надо избавиться от синего.

Домой зайти она не успела, вернулась на почту. Поднимаясь по крыльцу, она ухмылялась, как злая ведьма. Пора фамилию менять на «Раздайбеду», была у нее знакомая из Украины с такой фамилией. Сразу нацелилась на Таньку — слишком много той в жизни везло — можно и разбавить одним несчастным случаем. Но Танька куда-то запропастилась и, как почти сразу выяснилось, отпросилась на весь день по каким-то своим делам, а Лине втемяшилось в голову, что надо купить лотерейку непременно сегодня.  Поэтому она выбрала Лизоньку — худую и серенькую, как простой карандаш, девушку в очках, которая пришла на почту на практику после какого-то техникума, да так и осталась. Никто толком не знал,  чем она  должна заниматься. Лиза пыталась помогать и операторам, и почтальонам, но вреда от нее выходило больше, чем пользы, и чаще всего от нее отмахивались или поручали совсем никому не нужную работу — протирать полки на складе или украшать клиентский зал к Новому году. Хроническая невезуха гналась за Лизой по пятам, как собака — за куском колбасы. На нее все время что-то падало сверху, она несколько раз садилась на собственные очки и умудрялась потерять или сломать все, что ей попадало в руки. Для Лизоньки одним несчастьем меньше, одним больше — все равно, что подкинуть щепку в большой костер. Поэтому Лина долго думать не стала и приклеила к подкладке лизиной куцей искусственной шубки синий носочек.

Несчастье на Лизу обрушилось, когда она вернулась с обеда. Никто, кроме Лины, не обратил внимания, что Лизонька тихонько хнычет в уголке.

— Ты чего ревешь? — укоризненно спросила Лина. — Чего опять?

— Я паааспорт потеряла, — заныла Лизонька. — А у меня билет на поезд, к маме ехать на праздники, а без паспорта в поезд не пустяаааат.

— Тьфу-ты, делов-то на три копейки, — Лина вздохнула с облегчением. — Сходи в милицию, пусть тебе справку о потере напишут, и поедешь себе спокойно.

— Правда? — Лиза перестала всхлипывать. — Ой, спасибо, Лина Анатольевна, я бы сама не догадалась.

Лиза ушла в милицию, а Лина выкроила свободную минутку и помчалась в киоск. Некоторое время разглядывала рекламу разных лотерей, потом выбрала ту, где среди главных призов числились многомиллионные суммы и квартиры в Москве. Очередной розыгрыш — как раз завтра утром. В голове весело играли колокольчики, она не различала, звучит ли это открытка или просто крутится навязчиво мелодия. Она постучалась в окошечко, сжимая в руке заветный носочек.

— Что вам? — спросила физиономия, завернутая в шаль, по ту сторону окошечка.

Лина поспешно приклеила носочек себе на рукав, отдала мятую сотню, получила лотерейный билет и аккуратно сложила его в кошелек. Почему же носочек в красной опушке не пропадает? Ну конечно, розыгрыш ведь завтра. Надо, чтобы шарики выпали в определенной комбинации, такой же, как у нее на билете. Ексель-моксель, надо было приклеить носочек в другое место, менее заметное!

Вернувшись на почту, Лина обнаружила, что Лизонька по-прежнему плачет в уголке, как будто и не уходила никуда.

— Ну что ты опять ревешь, горе ты луковое?

— Не взяяяяли.

— Что не взяли?

— Заявление не взяли, что паспорт потерялся. Говорят, надо в каком-то бюро находок сначала справку взять.

— Эх, дуреха, мышь ты беспомощная, сопля размазанная, гусеница без ножек! Как-то живешь-то вообще? Ну нельзя же так!

Лизонька разревелась навзрыд, Наталья обернулась.

— Ну что ты ее шпыняешь! Посочувствовала бы, неужели тебе ее не жалко?

— А что толку сочувствовать! Так, Лизка, одевайся, вместе пойдем.

— Куда опять? Леонидовна ругаться будет, девочки, — ахнула Наталья.

— Не будет. Во-первых, она в травмпункте, во-вторых, она сегодня довольная.

Наталья только недоуменно брови приподняла.

Лина подхватила лизину шубку, сунула ей в руки и заметила, что синий носочек все еще искрится белой опушкой на подкладке. Выходит, она не виновата, что Лизка паспорт потеряла? Ладно, обещала помочь — значит, поможет. В бюрократических учреждениях Лина, готовая громогласно ругаться налево и направо, своего добивалась быстро. В сумочке у нее лежал специальный список, куда и по каким телефонам можно жаловаться на ту или иную организацию, а правильные вопросы она знала наизусть.

— Девушка, я же вам сказал, нужна справка, из бюро находок, — завел свою песню молоденький милиционер.

— На каком основании? Покажите мне приказ или распоряжение, по которому заявления без таких справок не принимаете, — затребовала Лина.

— А вы кто будете? Мать что ли?

— А вот хоть бы и мать, — Лина уперла руки в бока. — Примите заявление или я сейчас буду звонить вашему начальству, и мы вместе с ним поищем подходящий приказ.

— Ладно, — вздохнул милиционер. — Пишите заявление, так и быть, сделаю исключение.

— Леха! Здорово! — в кабинет заглянул крепкий парень в штатском, уставился на Лизоньку, некоторое время ее разглядывал, потом сказал. — Леха, выйдем на минутку.

Лиза как раз закончила писать заявление, когда в кабинет вошли трое: Леха, уже знакомый парень и еще один, в форме.

— Девушка, вам придется пройти с нами.

— Куда?

— В камеру. Придется подождать до выяснения вашей личности.

— Не имеете права! — Лина прикрыла Лизоньку грудью, как от обстрела.

— Имеем, — спокойно ответил Леха. — Документов у нее нет, а у меня ориентировка есть — девушка, на вид 22-23 года, очень худая, волосы темные, глаза карие, член террористической группировки. И фоторобот есть.

Он ткнул Лине в нос рисованный портрет, не очень похожий на живого человека, но и впрямь чем-то напоминающий Лизу. Только лицо чуть полнее и глаза поменьше, но Лизка-то сейчас опухшая, столько проревела.

— Лиза! Что у тебя есть? Права, студенческий, ну хоть что-нибудь? — схватила ее за рукав Лина.

— Нету ничего, Лина Анатольевна.

— Фу ты, ну что за ерунда такая! Это же Лизонька, сотрудница нашей почты, она у нас уже который год работает.

— Фамилия какая у вашей Лизоньки? — вмешался Леха.

— Фамилия…

Лина задумалась. А какая, в самом деле, у нее фамилия? Лизонька и Лизонька, кто же ее знает.

— Не знаю.

— Вот те на, мамаша. Не знаете фамилию дочурки? Может, мы и вас задержим?

— Да какая из нее террористка! Вы посмотрите — еле-еле душа в теле! Это же моль в обмороке! Она и мухи пришибить не сможет, даже если захочет.

— Как раз таких часто и вербуют террористические организации. Потому что никто на них и подумать не может.

Когда Лизу уводили, та сжимала в руках шубейку, и Лина заметила, что синий носочек пропал. Бедняга, тщедушная Лизонька, несчастное, домашнее существо, мыша почтовая — и в изоляторе. Сколько ее там продержат, пока разберутся, что к чему? Что там за компания, проститутки и бомжихи? Или для террористок особые изоляторы? Фуф! Смешно! Лизонька-террористка! Да она своим невезением ЦРУ развалит, не то что террористическую организацию.

Лина с трудом вырвалась из отделения милиции. Слава богу, у нее был с собой паспорт. Она выскочила на улицу, как пробка из бутылки шампанского, и помчалась на почту. Внутри у нее кипело адское пламя, в котором она готова была сжечь все милицейские отделения города, вместе взятые, и террористов с ними заодно. Она споткнулась, и в голове навязчиво зазвенели новогодние колокольчики. Тогда Лина достала из сумочки открытку и с отвращением на нее плюнула. Подарочек новогодний, блин!

Ексель-моксель, как Лизоньку-то жалко! Ну почему, почему для этой стервищи Леонидовны несчастный случай обернулся счастливым, а бедолагу Лизу судьба безжалостно пнула самым больным и несправедливым образом! И что обиднее всего, короткий триумф злорадства оставил в памяти след бледный и скрипучий, как мелом по стеклу, жалость же затопила Лину до кончиков ушей, и на глаза навернулись слезы. Она себе сама удивилась — никогда не замечала за собой сентиментальности. Следом промелькнула в голове какая-то любопытная мысль, но тут же улизнула.

Но Лизонька-то, чудо в перьях, растяпа, как же так ее угораздило! До вечера почта судачила о милиции и бедной девочке, охала и вздыхала. Танька заявила, что может быть, Лизка и есть террористка, потому что, как известно, в тихом омуте черти водятся. Лина с трудом сдержала желание двинуть ей по уху.

В расстроенных чувствах Лина перевыполнила норму по своим тайным личным посланиям, благо поводов  перед праздником для этого было хоть отбавляй. Спрятала в ящик стола — разложит с утренней доставкой.

Вечером на двери квартиры обнаружился новый плакат. Жирные красные буквы гласили: «СЧАСТЬЕ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» Лина усмехнулась, но бумажку срывать не стала. Вот оно счастье, красуется у нее на рукаве, искрится на белой опушке красного носочка.

— Мама, привет! — ее встретила в прихожей Настя. — Как день, как работа?

— И не спрашивай, — вдохнула Лина.

— Давай я тебе раздеться помогу, — Настя приняла у Лины сумки и помогла снять пуховик. — Ой, а что это у тебя к рукаву прилипло такое красивое? Носочек, такой миленький, где ты его нашла? Можно, я себе возьму?

— Нельзя, — строго сказала Лина. — Ты уроки сделала?

— Сделала, — улыбнулась Настя. — Мам, ты, конечно, шутишь?

Она сорвала носочек с рукава и сказала:

— На рюкзачок себе приклею. Для новогоднего настроения.

Лина сначала насупилась. А как же лотерейный билет? Зря, что ли, выброшены на ветер сто рублей? А потом подумала — пусть лучше дочке повезет. Вдруг ей повезет так, как Лина и мечтать не могла? И пошла на кухню, где ее поджидал сюрприз.

— О! А этот засушенный Геракл что у нас делает? Опять пылесосит?

— Здравствуйте, Лина Анатольевна! — парнишка встал. — Мне надо представиться, меня зовут Игорь.

— Ирка!

— Да, мам, — дочь отвлеклась от плиты, где в сковородке шипело что-то нестерпимо ароматное.

— Выйдем на минутку?

— Что это?

— Это Игорь. Может быть, ты не заметила, но ему пришлось у нас переночевать, пока сохли куртка и костюм.

— Твоя мать не совсем еще дура. Я знаю, что он спал на кухне в твоем спальном мешке. Я, между прочим, встаю в шесть утра. Я спрашиваю, что у него на ногах, у этого туалетного утенка?

— Мама! Он же слышит! И потом, что ему, босиком ходить?

— Какого черта он у нас делает? Его куртка неделю будет сохнуть?

— Ну, ему понравилось, как я все отстирала, и он зашел поблагодарить и принес торт. Идем ужинать?

Весь ужин Лина с неудовольствием поглядывала на хлюпика в костюме, при галстуке и в огромных синих тапках с надписью «Тапки любимого мужчины». И не только потому, что пара из Ирки и этого твикса без палочки была, как из слонихи и комарика. Она вспоминала, как Ирка, засунув в эти тапки руки и пятясь задом, ползла на четвереньках от двери к входу в подъезд через три этажа на радость соседям. И если бы какой нормальный парень на эту уловку попался, так нет ведь — что губки, что глазки, вылитый туалетный утенок, вот кого он ей напоминает! Еще и работы нормальной нет, ходит, пылесосит чужие ковры. А Ирка-то, коза, где ее спортивные штаны и застиранная футболка? Напялила короткую юбку и блузку с вырезом. Щебечет, как дикторша в утренней передаче, — бодрая, веселая, только что не светится.

— Надо на банановой шкурке написать свое желание, — рассказывала Ирка про свои штучки. — Потом пойти и прополоскать в унитазе, а потом выкинуть в мусорку. И тогда желание обязательно сбудется.

— И много их у тебя сбылось? Лучше бы простыни лишний раз прополоскала, — проворчала Лина.

— А еще можно на унитазе написать: «Преобразователь какашек в денежные знаки», — неожиданно заявил Игорь.

— Тьфу ты, — выругалась Лина. — Ну, я же тебе сразу сказала — туалетный утенок!

— Мама!

— Лина Анатольевна, но это же так весело! А еще можно загадать желание и с унитаза спрыгнуть, это очень сильный способ. Правда, Ирочка? — подмигнул он.

Лина собиралась высказать все, что она думает по поводу туалетного веселья, как ее снова поймало ощущение, которое она испытывала уже дважды. Как будто погладили по голове, и так хорошо-хорошо стало, как бывает только в детстве. Лина вздрогнула — неужели красный носочек успел сработать?

— Вот я сейчас пойду, — заявила она, — залезу на унитаз и спрыгну! А желание загадаю, чтобы эти глупости из ваших пустых голов повыветривались!

— Мам, ты осторожно, смотри, не поскользнись, — на полном серьезе ответила Ирка.

— Спокойной ночи, дети мои. Надеюсь, молодой человек, вы сегодня ночью будете с унитаза прыгать у себя дома, — проворчала Лина.

По дороге в спальню она посмотрела на рюкзачок Насти, который стоял в прихожей и убедилась, что носочек на месте.

Сработал он на другой день. Лина раскладывала по ящикам квитанции, приговаривала вслух:

— В двадцать пятую подарок — посылку прислали, тридцать вторая — держи заказ из магазина наложенным платежом, откуда только денег у тебя столько, вот, получай тогда и мой листок!

Как только она опустила последнюю квитанцию, в голове заиграли знакомые колокольчики, и снова мягкая теплая ладонь прошлась там, где Лина прятала чувствительные частицы своей души. «Сработало!» — сразу поняла она, и остаток дня провела в нетерпении, как в детстве, когда всю новогоднюю ночь ждала подарков от Деда Мороза.

И, как это частенько бывало в детстве, ее ждало разочарование. В другой раз Лина бы обрадовалась такому везению, а нынче только расстроилась. Ведь это уже третий счастливый случай! А потрачен снова на какую-то ерунду. Настя утром попросила у матери денег на новые перчатки, потому что старые порвались. В торговом центре шла новогодняя акция, и Настя, как каждый пятидесятый покупатель, получила подарочную карту в обувной магазин на кругленькую сумму. Хватит и на сапоги, и на туфли, и Лине на тапочки останется.

— Жалко, я носочек потеряла, — вздыхала вечером Настя. — Мам, а где ты его взяла? Там еще есть?

— Не знаю, сам откуда-то прицепился. Дочь, а где Ирка?

— С Игорем пошла куда-то.

— Как? Опять с этим туалетным утенком?

— Мам, а почему он тебе так не нравится?

— Настя, ты умная девочка, ты же видишь, зачем спрашиваешь?

— Мам, ну ты же сама говорила, что нормальный мужик на нашу Ирку не позарится. А этот не такой уж и плохой. Не пьет и не курит, между прочим.

Лину как ледяной водой окатили — как все совпадает!

— Ёксель-моксель, — выдохнула она.

— Мяу, — отозвался кот.

— Да, и ты тоже хорош. Настя, покорми его, я пойду ванну приму.

Каждый раз, когда Лине надо было хорошенько над чем-то подумать, она забиралась в горячую ванну с пеной. Хотя обычно люди в таких условиях расслабляются, размякают и перестают соображать, Лине почему-то наоборот удавалось хорошенько сосредоточиться.

Пока ванна набиралась, она еще раз перечитала записку из конверта. «Ты можешь подарить все носочки, кому захочешь, или оставить себе. Случай зависит от тебя». Вот! Вот это короткое предложение: «Случай зависит от тебя». Поначалу она решила, что может просто выбрать между синим и красным носочком, счастьем и несчастьем. Но дело, похоже, не только в этом.

Уверена, что твоя дочь не достойна хорошего мужика? На тебе, получай туалетного утенка!

Думаешь, Лизонька — ходячая приманка для несчастий? Жалко тебе ее, значит? Так жалко, что вот тебе — новый повод для жалости! Нет бы пожелать девочке, чтобы хоть чуточку умела за себя постоять!

Уверена, что Леонидовна из любой беды личную выгоду извлечет? Презираешь ее за меркантильность и корыстолюбие? Полюбуйся на крайний вариант — человек повредился и сам же этому радуется.

Лина нырнула под воду с головой и совершенно по-детски пустила оттуда пузырь.

Как поздно до нее это доперло, когда больше половины носочков уже потрачено!

Верит ли она сама, что может запросто выиграть миллион в лотерею? Нет, конечно! С детства считает, что деньги нужно зарабатывать. А разве она столько заслужила, простая почтальонша? Зато она точно знает, что нельзя ей ни болеть, и уж, тем более, глупо умереть, пока обеих дочек на ноги не поставит. И сапоги Насте нужны были позарез. И та старушка в подарочном магазине — она ведь сама подумала, что ей бы еще жить да жить!

Лина снова забулькала, как бегемот, из-под воды. Она подавила желание выскочить из ванной и совершить десять-двадцать кругов по дому, рвя на себя волосы и посыпая голову пеплом.

Два! Осталось всего два счастливых случая!

И никакого большого счастья на нее не обрушится! Нечего и мечтать! Не станет она миллионершей, и не перевернется на ее улице тележка с отборными женихами для Ирки. Потому что сама она в это не верит.

А если поверить? И как поверить?

На этот вопрос Лина ответа не нашла, и решила подтвердить свою догадку и потратить еще один синий носочек. Суббота на почте — день рабочий, писем навалом, Новый год на носу. С утра она размышляла, кого бы выбрать на этот раз, чтобы все сразу стало ясно. Если подарить несчастливый носок Таньке, ей тоже наверняка несчастье удачей обернется, слишком она везучая. К Наталье Лина относится неплохо, только считает ее чересчур скучной и спокойной. Это что же, она еще скучнее станет? Непонятно.

Подходящий персонаж обнаружился на доставке. Возле подъезда на скамейке торчал старичок Степаныч, про которого Лина частенько говорила:

— Чтобы ему ведро помойное на голову надели!

Степаныч, человек старой коммунистической закалки, ненавидел рекламу, а особенно ту, что с накрашенными полуобнаженными женщинами. Хотя лет ему было столько, что в деньрожденный торт пришлось бы втыкать свечки целый день, на недостаток сил он не жаловался. Каждое утро он доставал из своего ящика пачку рекламных листков и рвал в мелкие клочки с победоносным видом участника парада на Красной площади. Та же участь постигала газеты с объявлениями, а иногда и письма под руку попадали. Когда Лина видела, как Степаныч трясущимися руками в старческих пятнах рвет белый конверт, по спине у нее словно сороконожка бежала.

Поэтому она без тени сомнения приклеила ему сзади на шапку синий носочек, искрящийся на ленивом зимнем солнышке. Едва она закончила раскладывать утреннюю почту по ящикам, как с улицы послышалась громкая ругань, а в голове снова заиграли новогодние озорные колокольчики.

— Ах ты, сволочь! Вот суки! Да что ж вы делаете-то! — орал  Степаныч.

Лина опустила в ящик последнюю газету и выскочила на улицу. Старичка с ног до головы покрывал серый пепел, как будто он только что подвергся извержению вулкана, на пальто хвостом висела спиральная стружка, на шапку прицепился здоровый кусок старых рваных обоев в цветочек. Глаза с покрытого пылью лица сверкали так, словно он вел в бой армию. Вокруг валялись куски фанеры и картона и мятая картонная коробка. Похоже, кто-то выкинул в окно строительный мусор.

— Извини, дед! Мы случайно, сели покурить и с подоконника столкнули! — крикнул кто-то сверху.

— Идиоты! Засранцы! Сволочи! Вот приедет мой сын в отпуск, он вам покажет, как мусором кидаться!

Сын к Степанычу не приезжал ни разу за то время, что Лина работала на этом участке, а это добрых лет пять, не меньше. А письма от него старик рвал так же, как и все остальное. Лина пропустила эту грустную мысль мимо себя, и помчалась на почту, размахивая сумкой, словно школьница.

Так просто все сразу стало, так понятно! Вот тебе и на — захотела, чтобы Степаныч на себе почувствовал, каково это, когда люди мусорят, где попало, — и ему досталось! Ай да Лина, ай да ведьма! Ну, теперь пора со счастьем разобраться.

Лина сидела за столом, заполняла квитанции, но не различала ни адресов, ни цифр. Впервые за много лет она мечтала. Сидела и улыбалась, а в голове играли веселые новогодние колокольчики.

Она представляла, что у них будет садовый домик. Можно будет летом выходные проводить за городом, дышать свежим воздухом, пить на крылечке свежий чай со смородиновыми листьями и закусывать бубликами, есть малину с куста и закатывать по осени помидоры с травками. Лина представила себе жаркий летний день. Настя лежит в тенечке, штудирует учебник, готовится к экзамену. Лина в огороде, окучивает грядки, выпалывает сорняки. А Ирка со своим утенком приклеивают над входом плакат: «Тут живет идеальная теща» и прыгают вокруг дома в одних на двоих семейных трусах в горошек, чтобы желание исполнилось. Солнце палит нещадно, и спина болит, и ноги ноют, а грядка не кончается. Дергает Лина сорняки и думает, что на рынке все дешевле — и картошка, и огурцы. Тьфу ты! Улыбка сползла с лица Лины, но она почти сразу же расхохоталась. Вот ведь, размечталась, Дурында Балбесовна!

Потом она подумала, что хорошо бы девчонок вывезти на море. Настя вечно носом шмыгает, а Ирка будет лучше выглядеть, если загорит. Да и самой ей не помешало бы ноги подлечить. Или ремонт дома сделать. Сантехнику купить красивую, блестящую, надежную, чтобы кран не срывало никогда в жизни. Девчонкам комнату сделать как из дорого журнала, чтоб не стыдно было парней водить. И не разрешать Ирке портить квартиру! Хотя туалетному утенку и такая обстановка сойдет, он даже рад. А Насте рано замуж, пусть сперва доучится. А может, захотеть квартиру побольше? Чтобы у каждой из девчонок была своя комната? Или еще одну квартиру, хотя бы для одной из девчонок?

Шея затекла. Лина повертела головой и уставилась за окно. Мужик в дубленке с трудом волок по дороге огромную елку. Она вспомнила, как хорошо было раньше, когда девчонки были маленькие, их отец еще жил с ними, и каждый год они вместе наряжали елку, а Лина запекала гуся и приклеивала ватой к потолку серебристый дождик. Вот если бы вернуться хоть разочек в то время! И вползло в нее приятное, нежное, словно теплая мягкая рука по голове гладит и шепчет кто-то: «Все будет хорошо». Колокольчики в голове зазвучали громче, а в ответ проснулась старая, советская мелодия: «Пять минут, пять минут…» и показалось, что запахло шампанским.

Лина решила, что загадает все три желания. И все три варианта — дача, поездка на море и евроремонт в квартире — вполне реальны и заслуженны, нет разве? Двадцать с лишним лет она работает на почте и не сделала ни одной ошибки. Сколько людей прочли письма, доставленные Линой? Двух дочерей воспитала. Не идеальных, конечно, не «Мисс мира» и не вундеркиндов, но двух нормальных девиц. Ну, или по крайней мере, одну нормальную девицу и одну с маленьким, безобидным прибамбахом. Так заслужила она счастье или нет? Конечно, заслужила!  И ничего она не будет специально для этого делать — ни лотерейные билеты покупать, ни в розыгрышах участвовать. В конце концов, случай — на то он и случай. Пусть судьба сама решает, какого подарка Лина достойна.

И она торжественно приклеила к себе на грудь, к пиджаку, яркий красный носочек. Будь, что будет. Не в силах отделаться от мечтательного настроения, Лина остаток дня отдала любимому тайному занятию. Она брала посмотреть кучку открыток и писем в специальной новогодней стопочке, куда откладывали детские (а то и взрослые) письма для деда Мороза. Отбирала несколько штук. Как часто видела она последнее время похожую фразу в детских посланиях! «Дорогой дедушка, пришли мне то, на что у моей мамы не хватит денег…». «То, что слишком дорого для нас». «То, что мне папа купить не сможет». Лина копировала детские каракули на ксероксе, а сверху крупно приписывала от руки красным маркером: «Деда Мороза не существует?». Листки она доставляла по тем адресам, куда часто приходили посылки из магазинов на кругленькие суммы или тем, кто выписывал дорогие журналы.

Дома ее ждал сюрприз.

— Ёперный театр… — она как зашла в комнату, так и рухнула на диван, ноги сами подкосились. — Кажется, я сегодня переработала.

— Что с вами, Лина Анатольевна? Это же просто елка! — туалетный утенок крутился тут как тут.

— Просто елка? — прохрипела Лина. — Если это — просто елка, то я — Филипп Киркоров без штанов.

— Ну, это особенная елка, — сказала Ирка. — На ней висят желания, видишь? Ты можешь и свои повесить.

— Ааа, ну да. Только я уже ничего не хочу. Разве что лечь и умереть.

— Мам, привет! У тебя опять этот красивый носочек! — в комнату вошла Настя. — Где ты их берешь? Можно, я возьму?

— Нет! — завопила Лина. — Не дам!

— Мам, ты что, правда заболела? — забеспокоилась Ирка.

— Заболеешь тут….

Посреди комнаты красовалась настоящая зеленая и пушистая красавица, распространяя на всю квартиру новогодний смолистый запах. С елки свисали обычные шарики и свернутые в рулончики разноцветные бумажки на ниточках. Все бы ничего, если бы елка стояла в комнате. Но она висела на потолке вверх ногами. И напротив, в темном окне, висело ее отражение, подмигивая лампочками.

— Зато иголки удобно пылесосить, — сказал Игорь.

— Дети, а это чудо природы не упадет вашей маме не голову? — траурным голосом спросила Лина.

— Не волнуйтесь, мы ее очень хорошо прикрепили, — ответил за всех Игорь.

— А подарки вы тоже будете к потолку клеить?

— Мама! — с упреком в голосе сказала Ирка, а потом предложила. — А давайте сегодня в комнате поужинаем? Сегодня католическое Рождество, что-нибудь вкусненькое приготовим.

— Праздничные макароны по-флотски. Рождественскую гречку. Картошку без селедки. Вы хоть в холодильник заглядывали? — все тем же траурным голосом сказала Лина.

И в этот момент снаружи пару раз ухнуло и бабахнуло, а потом что-то тяжелое с грохотом приземлилось на балкон.

— Сколько раз я говорила, что надо застеклить балкон, — проворчала Лина. — И вечно нет на это денег.

— Сосулька? — сказала Ирка.

— Пойду, посмотрю, — подскочила Настя. — Вдруг у кого-то кошка упала.

— Мяу, — подтвердил Ёксель.

Настя вернулась, торжественно неся перед собой розовую тушку.

— Гусь, — ахнула Лина и потянулась к тушке носом. — Свежий и размороженный, хоть прямо сейчас его в духовку. Только малость побитый.

— Его, наверное, уронили откуда-то сверху? Какие-нибудь соседи потеряли и будут искать.

— Я схожу и спрошу, — заявила Настя.

— Ты только не спрашивай, у кого гусь упал! — предупредила Лина. — Они, подлюги, все скажут: у нас! Спрашивай: у вас ничего с балкона не падало?

— Мама, ну я же буду выглядеть полной идиоткой!

— Вот и не ходи никуда. Что упало, то пропало.

Они подождали двадцать минут, но никто не позвонил в дверь, и снаружи, под балконом, никто не копался в сугробах в поисках залетной птицы.

Потом все долго бродили по дому, принюхивались к аппетитным запахам из кухни, и в нетерпении барабанили пальцами по столу. А потом был такой ужин, что думать невозможно было ни о чем, кроме хрустящей корочки и нежного, аппетитного мяса. Лина, кажется, перестала себя контролировать и слегка стонала от удовольствия.

Когда в нее больше не могло влезть ни одного гусиного кусочка и ни одной картошечки, она улеглась на диван перед телевизором и заявила, что сегодня больше не поднимется. И пусть они сами отмывают посуду от гусиного жира и наводят порядок.

Девчонки быстро убрали со стола, включили погромче предновогодний концерт по телевизору и принялись плясать и дурачиться. Игорь танцевал так, что даже туалетному утенку стало бы стыдно. Бывают такие мужики, что умеют только неловко топтаться на месте, и чем естественнее они при этом пытаются казаться, тем более придурковато выглядят.

Лине было чертовски хорошо. Она пьянела от еды, от того, что отпускала потихоньку недельная усталость, кружилась голова от перевернутой елки. Лина лежала, смотрела на ажурные красные трусы на люстре и гордилась Иркой. В конце концов, есть у нее смелость делать так, как она считает нужным, именно потому, что это ее дочь. Лина тоже никогда не оглядывалась на чужое мнение. Игорь этот, утенок туалетный, не такой уж и плохой парень, вон и кран, наконец-то, починил лучше сантехника. Ирка-то как смеется, расцвела прямо вся и порозовела, будто герань на подоконнике! А что парень пылесосы продает, так ведь главное, чтобы не наркотики. Ну и в балете ему, конечно, не выступать. И Настя, солнце, снова принесла все пятерки за четверть, чего ж не радоваться-то.

Вроде и елка — не елка, а чудо с ног на голову, и гусь — не то, чтобы свой, запланированный, и девчонки уже взрослые, и парень в доме чужой, отчего ж так хорошо? Так хорошо, так уютно и тепло, и снова как будто по голове кто-то гладит. Динь-динь-динь, никак слышны опять новогодние колокольчики?

Когда все угомонились, Игорь ушел домой, а девчонки легли спать, Лина поднялась и заглянула в шкаф. В какой момент исчез носочек с пиджака? Когда гусь прилетел? Ее затопило странное, нежданное чувство. Словно кто-то очень строгий и сердитый неожиданно подобрел и разрешил: можно радоваться! Можно радоваться просто так! Без дач, путевок и миллионов! Можно, можно, можно! Как в детстве, если бы вдруг разрешили прыгать на кровати или съесть вместо обеда три куска торта. В детстве… с ней ли вообще это было, детство? Или она так и родилась взрослой теткой, с почтовой сумкой на плече и увесистым запасом ругательств в кармане? В груди заныло и закололо, на глаза навернулись слезы.

— Дурында Балбесовна, у тебя что, климакс начинается? — сказала она себе вслух, всхлипнула и принялась укладываться спать.

Когда Лина заснула, ей снились расфуфыренные, как модницы, сны. Она то вытаращивала глаза, вглядываясь в яркие краски, то закрывала их и тонула в чем-то нежном, пушистом, пахнущем цветами. Проснувшись утром, она чуть не подпрыгнула на постели, когда опять увидела на потолке елку. При дневном свете она смотрелась еще более дико. Да к этому невозможно привыкнуть!

В это последнее перед Новым Годом воскресенье Лина поехала на рынок, закупить продуктов. Утром она на минуточку пожалела, что гуся съели вчера, а не приберегли на праздник, но потом вспомнила вчерашнее тепло, которое сразу же проснулось где-то в районе пяток и приятными мягкими мурашками побежало по ногам вверх, и жалость мигом исчезла, как не бывало. Неужели она, наконец-то, поняла, как работают эти счастливые случаи? Еще есть время до Нового года, она подумает, и найдет что-то важное для всей семьи, что-то, на что снова откликнется это теплое, ставшее привычным чувство — как по голове погладили — и тогда это «что-то» непременно сбудется, благодаря последнему красному носочку.

Ехать до рынка было всего ничего — четыре остановки. Можно было бы и пешком, но ноги привычно болели, а до праздников еще почти целую неделю работать. Лина забралась в полупустой автобус и села напротив мамочки с ребенком. Карапуз пускал слюни, надувал щеки и что-то лопотал на своем младенческом языке. Лина скорчила малышу рожу. Тот испугался и захныкал.

— Зачем вы пугаете ребенка? — возмутилась мать.

— Причем тут ваш ребенок?

— Ну как же, вы ведь ему рожу показали!

— Я живу в свободной стране. Какую хочу рожу, такую и стряпаю.

Едрена матрена, того и гляди, дома такой же появится. Похожий на туалетного утенка! Уф, только не это! Она даже подпрыгнула на месте от этой мысли. Или это не она подпрыгнула? Автобус мчался, взлетая на каждом ухабе.

— Водитель! Аккуратнее! Не дрова везете! — крикнула она в сторону кабины.

— Товарищи пассажиры! — заорал в ответ водитель. — Тормоза отказали, дорога скользкая и под уклон! Держитесь крепко! Все будет хорошо! Нам бы только до ровного места добраться, а там уж остановимся!

Сзади кто-то истерически завизжал, водитель перешел на отборный мат, мать крепко прижала к груди хнычущего ребенка, а Лина запустила руку в сумку, но никак не могла нащупать конверт. Сейчас ей позарез нужен счастливый случай! Автобус судорожно бибикал, кто-то вызывал по мобильнику службу спасения, за окном проносились хмурые лица оборачивающихся прохожих, а Лина поспешно отрывала два носочка: один синий и один красный. Она подняла голову — на нее смотрели распахнутые доверчивые глазенки. Малыш улыбнулся, а потом снова скуксился и захныкал. Ну, Дурында Балбесовна, чему быть, того не миновать! Синий — себе, красный — карапузу этому. Она протянула руку и быстро приклеила один носочек к ботиночку ребенка, а другой — к своему пуховику.

Дома за окном мелькают все быстрее и быстрее, откуда-то слышится протяжный вой скорой помощи, и уже близится конец квартала, а за ним будет ровный участок, и можно будет остановится, и … Додумать Лина не успела, потому что раздался страшный треск. Она в ужасе зажмурилась и обеими руками схватилась за поручень у окна. Ее хорошенько дернуло, сумка упала на пол, автобус, качнулся и накренился. Тогда она не выдержала, снова открыла глаза и уставилась на ребенка,  на ботиночке у которого красовался синий носочек.

Синий! Как же она могла перепутать! Она скосила глаза на рукав — красный. Не может быть! Она же хотела карапузу — красный, счастливый. Да что же это такое! Лина протянула руку к носочку, но тут автобус подпрыгнул, все вокруг завертелось, закувыркалось, слух заполнил резкий звон,  автобус еще некоторое время двигался, а потом замер, и все стихло, только хныкал ребенок, и стонал кто-то сзади. Когда Лина открыла глаза, то обнаружила, что лежит на окне, и над головой у нее — тоже окно, покрытое сеткой трещин, а в руки ей скатилась сумка. Когда сердце перестало бешено ухать, она сообразила, что автобус рухнул на бок.

— Что с ребенком? — спросила она и неловко попыталась подняться на ноги.

— Мишенька, родной мой, у тебя ничего не болит? — лицо мамочки заливали слезы, она целовала малыша в макушку и судорожно ощупывала.

— Так он в порядке или нет?

— Он не ударился совсем, он прямо на меня упал, сверху, мой хороший, маленький, не плачь, все уже хорошо, мама с тобой.

Лина помогла матери с ребенком подняться на ноги и обернулась. Из всего автобуса уцелело только окно напротив них. Заднюю часть засыпали осколки. Кто-то из пассажиров прикладывал платок к разбитому лицу и ссадинам на руках, кто-то стонал, не в силах подняться. Через окно уже спускались спасатели. Она попыталась ощупать себя — ноги болят, но это и раньше было, ноет ушибленный локоть, но это ерунда, синяк. А больше — ни одной царапины.

Она честно пошла в скорую и дала себя осмотреть. Но не для того, чтобы убедиться в своем здоровье, она хотела послушать, что врачи скажут про малыша.

— Да вы не переживайте, мамаша. Мальчик в порядке, но мы вас, конечно, отвезем в больницу, понаблюдаем и сделаем снимки. Вам вон как повезло — другие пассажиры разбились, у водителя — черепно-мозговая, кто ногу сломал, кто руку, у кого лицо в порезах, из всего автобуса только трое и не пострадали — вы и вон та женщина.

Лина смотрела на разбитый автобус, на осколки, следы крови и не верила себе. Как же так? Она точно видела в самый последний момент, что приклеила на ребенка синий носочек! Таинственный отправитель открытки обманул получателя? Неужели нет разницы между счастливым и несчастным носочками? И, на самом деле, они все были счастливыми, все десять, только Лина никогда не сможет этого проверить, и будет всю жизнь жалеть, что неправильно ими воспользовалась.

Потом она посмотрела, как улыбается успокоенный малыш и тянет ручки к блестящему стетоскопу врача, и подумала — да гори оно синим пламенем! О чем тут жалеть? Но как же удачно все-таки она в тот день пролила чай на столе!

Вечером дома Лина еще раз достала конверт. Почему-то решила, что случится чудо, и носочки отрастут заново, как хвост у ящерицы. Она потрясла конвертом — нет, не играют больше веселые новогодние колокольчики. Достала открытку — опустел красный шнурок над нарисованным камином. Закрыла и вздохнула — надо будет оставить, на память. Лина засунула открытку в конверт и обомлела — что это?

В строке «Кому» ясно проступили буквы — имя, фамилия и отчество. И адрес на месте — улица, дом, номер квартиры. Давно ли это можно прочитать? И что же делать теперь, вручить испорченную открытку и признаться, что прочитала чужое письмо?

В понедельник Лина пребывала в преотвратительном расположении духа. Сотрудницы почты весь день и подойти к ней боялись. Напрочь забылся и неожиданный гусь, и малыш из автобуса, только стояли перед глазами ровные строчки с адресом. Под вечер к Лине робко подошла Лизонька и спросила:

— Лина Анатольевна, как вы думаете, а в милиции всегда так хорошо извиняются перед теми, кого зря задержали?

— Не морочь мне голову, мышка. Иди-ка лучше помоги Наталье квитанции разложить.

— Ей молоденький милиционер вчера цветы принес и конфеты. А она, дурочка, думает, что он извиняется, — вставила Наталья.

— Ну почему сразу дурочка, — у Лизы на глазах заблестели слезы. — Сами вы дурочка, вы неправильно улицу пишите. Вот тут у вас лишняя буква «т»!

У Лины аж глаза на лоб полезли, а Наталья не нашлась, что сказать. Вот тебе и мышь!

— Лиза, а в кино он тебя не звал, этот парень? — ехидно спросила Танька.

— Не ваше дело, — буркнула Лизонька.

«Если бы девочка хоть чуточку умела за себя постоять!», — вспомнила Лина собственную мысль. И тогда она решилась. Намотала вокруг шеи рваный шарфик и, не откладывая на потом, рванула с места.

— Куда ты, Лина? — спросила Наталья.

— Забыла один конверт отнести!

— Завтра отнесешь, — донеслось ей вдогонку.

Чувство стыда Лину посещало редко. Даже сейчас, когда она шла по указанному на конверте адресу, готовая во всем честно признаться, как школьница, которая исправила двойку в журнале, ничего похожего на стыд она не чувствовала. И не боялась праведного гнева получателя письма. Только думала, что если расскажет ему про малыша и автобус, то вдруг он ее официально простит? И тогда снова можно будет гордиться своим шарфиком.

Она решительно нажала кнопку звонка рядом с красивой, дорогой дверью. Открыл серьезного вида мужчина в костюме. Его большие круглые глаза смотрели на Лину внимательно и заинтересованно. Лине стало не по себе. Обычно на незнакомых людей, звонящих в дверь, так не смотрят.

— Здравствуйте! Это вы Эмиль Евгеньевич?

Он молча кивнул.

— У меня для вас письмо, — бодро сообщила Лина.

— Давайте.

— Мне нужно вам кое-что объяснить. Можно, я зайду?

— Конечно, — неожиданно легко согласился он. — Пожалуйста, заходите.

Эмиль Евгеньевич не стал приглашать Лину внутрь, но предложил ей табуретку в коридоре. Лина так разволновалась, что не разглядела обстановку внутри.

— Рассказывайте, я слушаю, — сказал он.

— Я пролила чай.

Он молчал.

— Я работаю на почте, и я пролила чай на ваше письмо.

Он ничего не ответил, только продолжал разглядывать ее своими глазищами, и Лина вдруг поняла, что он ее, в самом деле, слушает. Не просто терпеливо ждет, пока она все скажет, и не осуждает ее заранее, а весь превратился во внимание. На миг она почувствовала себя неловко, но рассказывать ему оказалось на удивление легко. Когда она дошла до носочков, дурацкой записки и случая в магазине, он не удивился и не покрутил пальцем у виска. Она замолчала и вопросительно посмотрела на него.

— Продолжайте. Это ведь не все, что вы хотели мне рассказать?

И она рассказала все. Про корыстолюбивую начальницу, бедолагу Лизочку, туалетного утенка, перевернутую елку, про малыша и автобус.

Ее собеседник не выказывал ровным счетом никаких эмоций.

— А потом, — сказала она. — Я достала конверт, и обнаружила, что музыка больше не играет, а на нем можно прочитать ваш адрес. Вы меня простите, пожалуйста. Я не должна была открывать чужое письмо.

— Я вас понимаю, — кивнул он.

У Лины прямо от сердца отлегло.

— Я рад, что вы так хорошо воспользовались этой открыткой. Только, пожалуйста, никому не рассказывайте об этом.

— Еще бы, — хохотнула Лина. — Подумают, что у меня крыша совсем поехала.

— Хотите еще что-то мне сказать?

— Так вы меня прощаете?

— Я на вас не в обиде. Я бы даже сказал, что мне вас не за что прощать, но вы мне вряд ли поверите.

— Скажите, Эмиль Евгеньевич, — спросила Лина. — Правда… правда, что в этой записке неправильно написано? Правда, что они все на самом деле были счастливые, эти случаи, и ни одного несчастного?

— Как вас зовут?

— Лина.

— Понимаете, Лина, случай происходит тогда, когда человек к нему готов. А любая открытка от v.s. скрапбукера — это катализатор, конкретно эта открытка — катализатор случая.

— Ничего не понимаю, — призналась Лина.

Он еще раз осмотрел ее с ног до головы. Лине стало неуютно. Съесть он ее, что ли, хочет? «Уж всяко, не изнасиловать», — хихикнула она про себя.

— Лина… как ваше полное имя, Лина, в паспорте?

— Ангелина. Но меня никто так не зовет, — нахмурилась она.

— Все правильно, — он улыбнулся. — Лина, Ангелина, вестница… и шарфик, я сразу обратил на него внимание. Все, как она сказала.

— Кто она?

— Автор. Та, кто сделала открытку. Ведь это вы были ее настоящим адресатом, а открытка привела вас ко мне. Теперь вы понимаете, что мне не за что вас прощать? Скажите, вы когда-нибудь разговаривали с письмами?

Лина почувствовала себя дурно. Ей перестало хватать воздуха.

— Кто вы? — она сдвинула брови и поднялась с табурета. — Чего вы от меня хотите?

— Лина, вы хотите стать особенным почтальоном? Таким, кто доставляет особенные открытки? Сможете хорошо зарабатывать. Я искал человека вроде вас, кому можно доверять.

— Ексель-моксель… вот это предложение! Хочу, — ответила она, неожиданно сама для себя, хотя только что собиралась сказать, что подумает.

— Ну и отлично! Только придется пройти испытательный срок. Вот моя визитка, увидимся после праздников.

Он протянул Лине квадратную открытку. Золотые буквы на черном бархате складывались в его имя, а над буквами плыли пестрые облака из настоящих перьев, воздушных и чуть желтоватых.

— Просто подуйте на облака, и я назначу вам встречу.

Лина вскинула брови.

— Привыкайте, Лина, к чудесам. А я вам кое-что подарю.

Эмиль Евгеньевич вышел и вскоре вернулся с полосатым шарфиком, ярким, словно несколько радуг в ряд уложены. Лина обернула шарфик вокруг шеи и умиротворенно вздохнула. Как будто легли на плечи добрые, заботливые руки.

— И все-таки, кто вы такой? — спросила она с подозрением.

— Вы разве еще не догадались?

— Дед Мороз? — выпучила глаза Лина.

Он расхохотался.

— Такого комплимента мне еще никто не делал. Считайте, что я руководитель тех, то делает открытки, подобные этой, с носочками. И кстати, автор этой открытки просила меня передать вам кое-что еще.

Лина вышла из подъезда, сжимая в руках картонный носочек в белой искристой опушке. Носочек был оранжевый, но это не имело ровным счетом никакого значения.

Она шла домой мимо подмигивающих лампочками витрин магазина, того самого, где она узнала, что открытка с носочками — не чья-то больная фантазия. В голове послышались знакомые новогодние колокольчики. Ах нет же, это гирлянда играет мелодию. Ей захотелось зайти внутрь.

Лина снова перебирала новогодние подарки. Такие милые рисунки на этих полотенцах, одно удовольствие смотреть! А тапки, огромные розовые кроличьи тапки, вот уж восторг для любой девчонки, особенно если дома вечно по полу дует. Кошелек ее был так же пуст, как и неделю назад, но держать вещи в руках все равно было приятно. Она подумала, что скоро, наверное, сможет позволить себе покупать и такое. А пока можно радоваться. Просто радоваться, потому что вокруг все красивое, яркое и праздничное. Лина улыбалась, перебирала новогодние игрушки и прикидывала, как бы можно было развесить их у себя дома.

— Простите! Это вы разносите почту в нашем доме? — к ней обратилась очень красивая, элегантная женщина в модной кожаной дубленке и сапожках на тонюсеньких каблуках.

— Возможно, — ответила Лина.

— Это вы кладете в почтовый ящик копии открыток деду Морозу?

Женщина сказала что-то еще, но Лина ее не расслышала. Весь ее слух заполнил мелодичный перезвон новогодних колокольчиков. Она подумала, что сейчас рухнет на пол, как та старушка.

— Вы меня слышите? — наконец, разобрала Лина.

— Да, да, это я. А что? — нахмурилась она.

— Я купила подарок одному мальчику. Его родители были очень рады. Спасибо вам!

— Не за что, — пожала плечами Лина.

Наружу рвалась дурацкая улыбка, но она отчего-то сдерживала себя. Разве она верила, что кто-нибудь откликнется на ее жалкие листовки? Наверное, верила, раз тратила на это время.

— Вы что-нибудь выбрали? — спросила женщина. — Можно, я заплачу за ваши покупки? У вас, наверное, совсем небольшая зарплата, и …

Лина вскинулась и уперла руки в бока.

— Послушайте, — начала она.

— Нет-нет-нет! — поспешила остановить ее женщина. — Вы не так меня поняли! Это не подачка, ни в коем случае. Я хочу вас отблагодарить за ваш труд. В наше время так редко можно встретить человека, который с душой относится к работе. Я слышала, как вы разговариваете с письмами… Пожалуйста, не отказывайтесь, а то я обижусь.

Лина мучительно скривила брови. Едва ли не в первый раз в жизни ей стало неловко. С одной стороны, она не хотела брать никаких подарков от этой фифы. Ей что, деньги некуда девать? С другой стороны, девчонкам нужны подарки, а человек обидится.

— Ну хорошо, — согласилась она. — Подождете пять минут?

— Конечно, встретимся у кассы.

Она взяла розовые тапки-кролики для Насти, большое полотенце для Ирки, самый дешевый брелок для туалетного утенка и блестящий елочный шар с веселыми снеговиками. В последний момент заскочила в отдел с бельем и прихватила еще  однукоробочку.

Когда они стояли вместе на кассе, Лина морщила нос от терпкого аромата духов и пыталась отделаться от навязчиво играющих свою новогоднюю мелодию колокольчиков. Ексель-моксель, а что если это опять носочек сработал? Она достала кошелек, заглянула внутрь — оранжевый носочек лежал, прижавшись к мятой десятке. В чем же здесь тогда фокус?

Кассирша, тем временем, пробивала тапочки. Лина представила себе, как Настя засовывает свои худенькие, вечно холодные ноги в гущу розового меха, и снова испытала знакомое — так тепло и хорошо, что больше ничего не нужно.

— Я взяла подарки дочкам. Спасибо вам, — искренне сказала она женщине. — С наступающим!

— Не за что, — та посмотрела на ее покупки и с грустью сказала. — Если бы моим детям можно было так легко угодить!

Лина пошатнулась и схватилась за ограждение кассы.

— Что с вами, все в порядке?

— Да-да, все хорошо.

Мир вокруг нее снова перевернулся. Как в тот раз, когда она пролила чай, и внутри сломался невидимый пьедестал почета. Только сейчас все было совсем наоборот. Еще неделю назад она бы тихо завидовала женщине, для которой четверть ее зарплаты — мелкие расходы, а теперь все это не имело значения. Неважно, в твоем кармане лежит новогодний шарик, или на витрине, он все равно приносит радость. Это неожиданное открытие было таким удивительным, что у Лины закружилась голова, причем самым что ни на есть приятным образом, как в юности от глотка шампанского. Она поправила радужный шарфик и улыбнулась.

— Сочувствую, — сказала она женщине. — Тяжело вам приходится.

— Тяжело? — та вскинула тонкие брови. — Почему?

— Ну как же, подарки выбирать. Всю голову сломаешь, небось.

— А, ну да.

Утихли в голове новогодние колокольчики. Пока женщина расплачивалась, Лина достала из кошелька оранжевый носочек и приклеила его к ее модной кожаной дубленке. Зачем ей теперь счастливые случаи? Она сама себе — счастливый случай.

Когда Лина вернулась домой, ее у порога встретили девчонки.

— Мама! — воскликнула Ирка. — Хочу тебе такую новость сказать!

— А я знаю, — ответила Лина. — Вы с этим туалетным утенком поженитесь и родите мне маленького утеночка, Настька поступит в институт на бесплатное отделение, а я разбогатею. И знаете, почему? — она хитро оглядела дочерей.

— Почему? — удивились они хором.

— А вот почему!

Лина достала из коробочки красные трусы и прицелилась на люстру.

— Мам, ну ты что!? — возмутилась Ирка.

— А что? Я тоже хочу деньги привлекать.

— Так ведь они должны быть ношеные!

— Чтоооо? У нас на люстре уже месяц висят ношеные трусы?!

В тот вечер Лина гонялась за Иркой вокруг перевернутой елки с трусами в руках, где-то далеко затейливо играли веселые новогодние колокольчики, а кто-то большой, родной и теплый нежно обнимал за плечи Лину, Ирку, Настю, елку, кота Екселя и туалетного утенка Игоря.

А в новогоднюю ночь, пока куранты отбивали полночь, Лина загадала одно-единственное желание: успешно пройти испытательный срок на новой работе. Чего еще можно пожелать, если в свои почти пятьдесят ты вдруг веришь человеку, который говорит: «Привыкайте к чудесам»?